Когда он поступил на «службу» к мафиози, то получил профессиональную винтовку с глушителем и оптическим прицелом. Небольшая, легкая, компактная, она разбиралась, укладывалась в специальный футляр, который походил на футляр для музыкального инструмента и, хотя был абсолютно новым, выглядел потертым, старым, не привлекал к себе внимания. Примерно раз в месяц киллер выезжал за город и стрелял с расстояния в тысячу шагов и более, привыкал к винтовке, оптике, — в общем, постоянно сохранял форму.
Сейчас он вышел из переулка, в котором был расположен офис фирмы «Стоик», и огляделся, пытаясь найти какой-нибудь высокий дом в радиусе километра. Черт побери, по всей Москве натыканы многоэтажные башни, а неподалеку от узкого переулка, который словно щель рассекал кусок старого города, ничего подходящего не торчало. Неужели придется стрелять из какого-либо дома напротив? Они все крепкие, не видно, чтобы готовились на снос и расселялись, — тогда можно было бы найти пустую квартиру, застрелить ментов и уйти черным ходом. Федор знал: в старых домах обязательно имеется черный ход. Возможно, пустая квартира и есть, но как ее найти, не привлекая к себе внимания?
Известно, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. А к сердцу женщины? Самым простым и точным источником информации, безусловно, являются домохозяйки. Казалось бы, в наше время все женщины работают, но так только кажется. Пенсионерки, одни по возрасту, другие по инвалидности, не работающие женщины, ухаживающие за внуками, — это целая армия прекрасных, осведомленных и разговорчивых людей. Каких мужчин любят, даже боготворят домохозяйки? Артистов? Ведущих телепрограмм? Якубовича с Листьевым? Конечно, но только на экране телевизора. В жизни эти мужики — народ бесполезный, просто никчемный. «Приз в студию!» — красиво, но жизнь куда прозаичней! Текут краны! В старых домах краны текут непрерывно, словно Волга, порой они превращаются в Ниагарский водопад.
Убийца давно понял: домохозяйки обожают трезвых сантехников, тем более что два этих понятия в России практически взаимоисключаются. Если трезвый, так пиликает на скрипке либо роняет очки над компьютером, а коли водопроводчик, так, сами понимаете, он воду не пьет. И Федор Ивлев давно освоил нехитрую профессию, обзавелся инструментиком, главное, качественными прокладками, коих, по утверждению «мастеров», в России после известного события семнадцатого года более не производят. Убийца знал: можно уверенно звонить в любую квартиру, спросить, не вызывали ли сантехника, и что тебе «сезам, откройся!». Двери распахнутся, любая домохозяйка, будь она от рождения мегерой, встретит ласково, расплываясь в улыбке. Но простейший путь не годился, так как Федор отлично знал — стоит произойти убийству, как в квартире появится мент и задаст вопрос: мол, гражданочка, а к вам никто не заходил, незнакомых мужчин не видели? Ах, сантехник? Милый и трезвый, и мастер — «золотые руки»? А в конторе о таком только мечтают, но никогда не видели. Мало? Однако… раз засветишься — поставят на учет по приметам, по манере работать.
Если завалить двух известных оперативников, МУР ощетинится, начнет копать глубоко. Стрелять следует только в голову, а это уже почерк. Поднимут старые дела — в такой ситуации оставлять свои приметы слишком опасно. Выходит, стрелять из ближних домов нельзя, а других вариантов не просматривается.
Убийца задумчиво шел к своей машине, оставленной за несколько кварталов от офиса, искал решение, не находил, но предчувствие удачи его не покидало. А он, как большинство людей, чья работа связана с риском, верил в предчувствия.
Юдин сидел в кабинете Гурова и, устало поглядывая на сыщика, лениво, как бы нехотя, говорил:
— В былые времена мы не виделись с тобой по году, каждый занимался своим делом… Не друзья, но понимали друг друга. Я тебя порой очень не любил, но уважал, и ты мне никогда не врал. А сейчас встречаемся каждый день, делаем одно дело и чужие — ты мне врешь, а если и не врешь, то утаиваешь точно, не сомневаюсь. Убили Гришу, уже второго моего сотрудника, ты, начальник службы безопасности, сидишь в своем кабинете, лицо каменное… — Юдин замолчал, не закончив фразы.
Гуров слушал шефа, думал не о деле, а почему-то о том, как Юдин постарел за последнее время. Недавно — молодящийся, бодрый, всегда энергичный и быстрый в движениях, сейчас — пожилой и усталый, главное, растерянный. Неожиданно у сыщика мелькнула подлая мысль: а если Юдин не просто «крыша»? Совсем не втемную его используют, а очень даже всветлую. Мыслишка не только подлая, остановил себя Гуров, но и глупая, даже идиотская, такая может появиться в голове человека, окончательно запутавшегося.
— Ты дал команду отослать мебель в Германию? — спросил Гуров.
— У тебя манера вести разговор, как у Горбачева: спрашивают человека об одном — он рассуждает на другую тему.
— Спасибо за сравнение, Борис. Бывший генсек и президент — мужик далеко не глупый. А манера эта не его, не моя, а любого здравомыслящего: не можешь сказать правду — смени тему. Ты мебель отослал?
— Да, утром контейнеры ушли. Я ответил, отвечай и ты мне. За что убили Григория? Он ничего криминального не знал…
— Хватит, Борис, не лезь в чужие дела! — резко оборвал его Гуров. — Я тоже не знаю конкретно, за что убили юриста. Но ему больше года платили деньги, а никто и никогда просто так не платит. Моя вина — я не успел с ним потолковать по душам, считал, успею, но захлестнули неожиданные дела. Его убил человек, которого Байков прекрасно знал, но боялся. Сам пустил убийцу в квартиру и беседовал с ним около часа. Убийца — не профессионал, а дилетант, человек умный и хладнокровный. Можно предположить, что он пришел без намерения убить, так как ударил молотком, который взял на кухне. Я сказал все, что знаю, могу добавить — видимо, в разговоре Байков сказал лишнее. Скорее всего он сказал нечто, не придавая этому значения, как бы обмолвился, но гость оценил сказанное по-своему, пошел на кухню, взял молоток и снес хозяину чуть не половину черепа. Ребята из МУРа работают, и дай им Бог удачи. Из того, что я тебе сейчас сообщил, часть является установленными фактами, часть — моими сыщицкими домыслами. Я сказал тебе все, что считаю нужным, даже немного больше.
— Спасибо… — Лицо Юдина просветлело, он даже улыбнулся. — И много скрыл?
— Порядочно. Прекратим никчемный разговор. Ты решаешь свои коммерческие проблемы, я работаю, стараюсь тебя и фирму защитить.
Зазвонил телефон. Казалось, кто-то ждал окончания беседы и тут же набрал номер.
— Здравствуйте, — сказал Гуров.
— Здравствуй, — ответил Орлов. — Я, естественно, в курсе вчерашнего. Тебя обвиняют в сокрытии фактов, имеющих большое значение для следствия.
Генерал говорил столь официально, что Гуров понял: рядом с Петром посторонний.
— Петр Николаевич, предположения бывшего сыщика не являются фактом. Не могу, да и не желаю нагружать прокуратуру и бывших коллег своими домыслами. Я и работая под вашим началом, не всегда бывал откровенен, а уж сейчас — извините.
— Ты хам, возомнивший себя гением!
— Вы изволите сами себе противоречить, господин генерал. — Гуров не сомневался: разговор ведется для некоторого третьего лица очень высокого ранга, иначе Петр не стал бы ломать комедию. — Если я хам и лишь возомнил о себе, то никого не должен интересовать. Вы прекрасно знаете, я не делюсь сомнениями, догадками и непроверенной информацией.
— Непроверенная информация остается информацией, и вы обязаны сообщить ее следователю прокуратуры. — Орлов жевал слова, казалось, ему хочется сплюнуть.
«Раз на Петра так давят, надо ему помочь», — решил Гуров и ответил как можно суше:
— Господин генерал, я отвечал на вопросы следователя в полном объеме, а готовить их за прокуратуру я не обязан. Что-нибудь еще? — Гуров услышал частые гудки, пожал плечами, повернулся к Юдину: — Не поверишь, Борис, но быть гением порой так трудно, просто ужас!
Вечером Орлов, Гуров и Крячко собрались на конспиративной квартире генерала, пили чай. Они чувствовали себя спокойно, уютно, знали друг друга досконально, верили на все сто, и даже предстоящий разговор не портил им настроения. Так как ничего объяснять не надо, можно ограничиться главным, остальное поймут правильно.
— Ну, казаки-разбойники, сообщаю: меня не уволили. — Орлов отодвинул пустую чашку, вытер короткопалой ладонью мощный лоб. — Как я понимаю, зам, которому я забросил крючок, чтобы он подписал запрос в службу безопасности, растрепался по секрету всему свету, что он руководит операцией по выявлению канала следования наркотиков через Россию. — Он замолчал, глянул на друзей, но они, люди опытные, вопросов не задавали. — Зарубежные газеты называют этот канал: «Красная дорога белой смерти».
— Звучит красиво. — Крячко оглядел скромно сервированный стол, приподнял пустой чайник. — Господин генерал, рабочий день окончен, мы люди сугубо штатские, усталые…